У нас был дом военных. Одна пятиэтажка, подъезды, вытянутые буковой G. Окрашен он был в бледно-зелёный цвет. Другие ребята из соседних дворов называли наш дом «Пентагоном». Я жил в нём с пяти лет до пятнадцати и успел застать некоторые маркеры 90-х. Китайские восьмибитные приставки, растворимые соки «yupi», тамагочи, жвачки «turbo» и «love is», диснеевские мультфильмы по выходным. Носил в школе советскую форму с алюминиевыми пуговицами и был октябрёнком. Правда, недолго.

В детстве я больше всего ждал новогодних каникул. Каждый год с отцом мы чинили самодельную гирлянду. Она была последовательного соединения и, если перегорала одна из выкрашенных цапонлаком лампочек, нужно было проверить все и найти неисправную. Но когда гирлянда загоралась, неизменно приходило ощущение волшебства. Это было практически единственное, что мы делали вместе с отцом.

Ещё каждую зиму в центре двора ставили огромную ёлку, а рядом заливали горку. Наша «пентагоновская» ёлка. Все вместе украшали её самодельными фигурами из картона, игрушками. Ещё была гирлянда с обычными 40-ваттными лампочками, запитанная из чей-то квартиры. В новогоднюю ночь все ходили к друг другу в гости — многие просто не запирали двери. А через несколько минут после двенадцати в нашем дворе начиналась пальба пиротехникой, осветительными ракетами и дымовыми заграждениями. Стоял кислый запах пороха. Люди из других дворов шли на это посмотреть и порадоваться наступившему году вместе с нами.

Мне сложно вспомнить, когда именно это изменилось. Когда настало время гибели целых мировоззренческих систем и все представления о том, как нужно проживать свои жизни, рухнули вместе с развалом СССР. Когда окружающие начали понимать, что они были обмануты государством. И мне невозможно понять или вспомнить, что чувствовали взрослые люди. Всё, что тогда происходило, казалось мне нормальным.

Нормальным было то, что первые этажи квартир быстро обрастали решётками на окнах, а двери оперативно сменились на железные. У нас по-прежнему ставили ёлку в центре двора. Но с некоторыми ребятами родители запрещали мне дружить и гораздо больше волновались, когда я поздно возвращался домой.

У моего друга, живущего этажом выше, был брат Игорь. Он числился рубщиком на мясокомбинате, но по факту был рэкетиром. В нашем доме у него первого появился видеомагнитофон. Когда его не было дома, мы с Антохой смотрели кассеты с боевиками. Больше всего запомнился фильм «На гребне волны» с Патриком Суэйзи и Кину Ривзом. Даже не сам сюжет, а, скорее, образы и представление о свободе в этом фильме.

Игорь казался мне очень крутым и абсолютно свободным. Был момент, я его хорошо запомнил. Игорь со своим приятелем взяли нас с Антохой покататься на саабе 9000 по городу. Мы сидели на заднем сиденье, и я слушал, как они обсуждали свои дела. Им все были должны и все их боялись. И мне тогда хотелось быть бандитом, быть таким же крутым. Через несколько лет после этого Игоря ранили. В него по диагонали угодило четыре или пять пуль. Я мельком видел, как лежит на кровати весь в зелёнке и бинтах и это было страшно.

В школьной программе не было книги «Мы, дети с вокзала Зоо». Но в жизни двора был героин. Я точно помню, все знали, что его продаёт женщина из нашего двора. Многие предлагали ей деньги. Пытались угрожать и умоляли не продавать героин их сыну. А сын тянул из дома все, что представляло хоть какую-то ценность — зимние сапоги, сервизы, хрустальные вазы. Помню все эти «взрослые» разговоры мамы с плачущей соседкой прямо при мне — потому что я не должен был их понять. Если я их и не понял тогда, то уловил, как фонит тревогой от молчаливых пауз.

Сейчас я благодарен поколению чуть старше меня, тем, кому тогда было 17-20 лет. Да, они употребляли наркотики и стали бандитами. Многие из этого поколения дошли до тех рамок, за которыми которых жизнь выдаёт критические ошибки. Им выпало жить на изломе времён и не на что было опереться. Перед глазами были потраченные жизни родителей, чьей труд, достижения и жизненный опыт обесценились. Никто не хотел повторить их судьбу. А ещё были фильмы на видеокассетах в которых была показана совсем другая жизнь.