Просыпаюсь от прикосновений тёплого ветра и приоткрываю глаза. Вижу, как передо мной расстилается долина кафеля и в полуметре гипсовый парапет возвышается подобно исполинским столбам. А за ними в просветах раскачиваются верхушки пальм. Несколько минут лежу, вспоминая, где я и зачем тут пальмы. Постепенно становится ясно: я лежу на том самом балконе для крутых каучсёрферов. Нога запуталась в одеяле, а надо мной свисает пустой гамак. Я слышу, как за спиной открылась дверь. Оборачиваюсь, вижу соседей из комнаты рядом, и тяну: «Хелло-оу». В ответ мне по-русски: «Доброе утро!»
Мигель и Саня спят в снятой комнате и на своих кроватях. Теперь главной загадкой Азии стало то, как мы добрались обратно в гест.
Внизу одному из ребят сообщаем, что не будем ночевать сегодня, и возвращаем ключ. Чтобы уехать, нам нужно выйти к более оживлённой дороге и поймать тук-тук.
Мы идём по тропинке через небольшой лесок на отдалённый шум дороги. Здесь в встречаются хижины, собранные буквально из мусора. Они прислонились к стволам деревьев и держатся на нескольких верёвочках и проволоке. Настолько хлипкие, будто их возвёл поросёнок из сказки про трёх поросят, а волку осталось только дунуть.
В центре города садимся позавтракать и обсудить дальнейшие планы. Рядом висит рекламный баннер, на нём написано «Приготовлено как у мамы» и американским морпехам обещана скидка.
Хочется холодного пива. Мигель не знает, как хорош этот самый первый глоток из холодного бокала, а остальные уже не так важны. Он осуждает нас с Сашей и называет сумасшедшими. Куда, интересно, делось его жизнерадостное «Пати-пати-пати»?
Повторять вчерашний сюжет не имеет смысла, и мы решаем двигать на острова в Сиамском заливе. Билеты продают на пирсе. Из вариантов: быстрый катер или плыть на лодке попроще и подешевле. Купленный билет — по сути, абонемент на две поездки, туда и обратно. Причём билет не привязан ко дню или конкретному времени отправления.
Ближайшая лодка отправляется через несколько часов. И мы идём в бар на пляже, владельцем которого оказывается разговорчивый китаец с хорошим английским. Он, как и все владельцы чего бы то ни было, жалуется на налоги, местное правительство и то, как трудно вести бизнес. С кого ему надо брать пример, так это со сгоревшего на солнце, страдающего от похмелья поляка, сидящего рядом за барной стойкой. Он ни разу не произнёс слово «курва», пока мы не познакомились с ним и не узнали, что его вчера ограбила проститутка. Мы искренне сочувствуем ему и угощаем пивом.
Прямо на пристани ещё один бар, где мы ждём отплытия. От видов океана, залитого солнцем пляжа, утыканного яркими полосатыми зонтиками, качающихся на волнах лодок становится хорошо. У одной из девушек на баре необычно красивое лицо. Она отдаёт мне «Куба либре» в бокале хайбол, а я не знаю, почему у неё такие необыкновенные, прекрасные черты, улыбка, глаза. Не такие, как у других кхмерок, что я встречал. Может, по тому что я пьян?
Пока я задумался, Саша беседует с другой девушкой-барменом, но дело как-то быстро оборачивается тем, во сколько бы нам обошёлся «пом-пом». Сане из-за бороды секс будет стоить дороже на пять долларов, чем мне безбородому. Но от другой девушки я получаю скидку ещё и за «найс тату». Саня, кажется, обиделся из-за бороды и татуировок и предложил нам с ней пожениться, чтобы «пом-пом» был вовсе бесплатным. Она смотрит мне в глаза и говорит, что многие обещали жениться, когда уплывали с этого пирса. И я пообещал. Я допиваю свой стакан, и мы грузимся на лодку.
Похоже, чем дешевле билет, меньше лодка напоминает в скорости катер «Гром в раю». Наша посудина несколько часов тарахтит дизелем, проходя мимо островов, скупленных миллионером Полонским, прежде чем доплывает на остров Ко Ронг. На острове, где кроме гестов, баров, бунгало и пляжей в принципе ничего нет, оказывается, сложно найти жильё.
Над ресепшеном висит флаг Германии, и, глядя на белокурого загорелого парня, я ни секунды не сомневаюсь в том, что он немец. В предыдущем гесте до этого я заметил флаг США. Мне нравится, как нам говорят, что мест нет. Есть лёгкая теплота в вопросе «А откуда вы?». Уверен, этот парень сам пару месяцев назад устроился сюда подзаработать денег и скоро отправиться дальше собирать азиатскую пыль с дорог. Я чувствую простое желание помочь, даже если это обычный отказ. И это здорово.
А ещё все гесты немного похожи. Днём в креслах сидят бэкпекеры и рассказывают про то, как их чуть не ограбили, чуть не укусила акула, и про самые дешёвые дыры для ночёвок. Они обожают слово “awesome”. Похоже, именно годовой запас этого слова они носят в своих огромных рюкзаках. Различия в национальной кухне и в шумных ночных вечеринках. Какая радость, должно быть, услышать родную, самую популярную и порой самую отвратительную музыку вдали от дома. К несчастью или к счастью, постсоветских гестов на острове я не встречал.
Наш друг Мигель после удачного заселения сразу отписался от нас. А мы садимся в одном из баров на пляже и замечаем в нём французов Этьена и Жориса, которые плыли с нами на лодке. Весь остаток вечера и мы бродим вместе по пляжу, напиваясь в разных заведениях, теряемся и снова находимся, абсолютно об этом не заботясь. Пропасть на этой полоске пляжа так же сложно, как потеряться в городе с одной улицей.
Саня сцепил себе самую стрёмную девушку на всём острове — Бэкки из Новой Зеландии. Она тянет нас в американский гест, решив найти подругу и для меня. Но из этой затеи ничего не выходит. Стемнело, и всё вокруг сверкает в иллюминации и огнях либо прячется в темноте.
Я обнаруживаю себя возле пирса в компании Этьена и девушек-зазывал. На песке в роли столиков стоят разноцветные бочки. Мы выпиваем, пытаемся разговаривать, а на самом деле стреляем по времени из бокалов и рюмок. Под тяжестью алкоголя становится трудно вникать в разговор.
Похоже, я принял каких-то веществ и отправился в психоделический трип. Моё сознание превратилось в тёмную комнату с дверным глазком, через который я смотрю на мир. Я с трудом возвращаюсь в свой гест и падаю на кровать.
